butavka

Томас Венцлова

Со взморья в Вильнюс в шестьдесят восьмом*

Песчаный август распалился вволю.
Горячей сталью тлела пелена,
каюты, мачты истекали хворью,
и слепота была раскалена,
и ураган, переерошив хвою,
вздувал пожар чердачного окна.

Не размежить ресницы. Нам приснилась
в лесном огне смолистая руда.
Тем летом удивительная милость
хранила нас. И ты вела туда,
в глубь своего зрачка, где повторилась,
как на пустом экране, духота.

Пульсировал асфальт. В свету лиловом
под фарами распарывалась мгла,
мы, обременены беззвучным словом,
разъединяли жаркие тела
и снова их сопламеняли. Кровом
нам умудренность краткая была.

И в забытьи объятий нас с тобою
хранил полночный августовский бред,
молчал рассудок, остывала воля,
кончалась эра, близился рассвет,
сухие губы пили снег прибоя,
целебный снег, какого в мире нет.

Потом сквозь все покровы и длинноты
пробился гул, и мир предстал тогда
руинами: ни слез, ни позолоты,
гнилыми поплавками — города.
Как черви, твердь точили вертолеты,
не говорила ни одна звезда.

Так было далеко, что смолкло время,
но слышалось — там громыхал бетон,
и множила чумные испаренья
действительность, где замер телефон
и смерть с жезлом руководила всеми,
тасуя танки (имя: легион).

Ей вторило биенье трубной меди.
Богиня, лишена веретена,
все путалась, что наша доля — нети,
что с нами истекают времена,
пустеет море и густеют сети,
и новизна для рабства рождена.

Ты угадала: мы уже расстались.
Та юная и давняя глава
расставила все точки. Дни распались.
А ты молчала и была права:
что все надолго и что нам остались
сухие камни, краткие слова.

Перевод Георгия Ефремова

*август 68- вторжение советских войск в Чехословакию.